Звукопись -  искусная фонетической организация речи: подбор слов близкого звучания, виртуозное сочетание звуков, повто­рение одного и того же звука или сочетания звуков, упот­ребление слов, которые своим звучанием напоминают слу­ховые впечатления от изображаемого явления.

Приемы звукописи:

Аллитерация - повторение одинаковых или сходных со­гласных

Ассонанс – повтор гласных

Примеры аллитерации:

Еще в полях белеет снег,                   [б']

А воды уж весной шумят —             [в в']

Бегут и будят сонный брег,               [б' б б]

Бегут и блещут и гласят...                [б' б]

(Ф. Тютчев)

Примеры ассонанса:

Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо. Звезды блещут

Своей дремоты превозмочь

Не хочет воздух…

(А.С. Пушкин)

В русской речи более распространенным типом звукового по­втора является аллитерация. Объясняется это тем, что в фо­нетической системе русского языка доминирующее положе­ние занимают согласные звуки, так как их значительно больше, чем гласных (6 гласных фонем — 37 согласных), и они выполняют в языке смыслоразличительную функцию, несут основную информацию.

Издавна поэты и ученые пытались уловить связь между звучанием слова и его смыслом. Уже в XVIII в. М. В. Ломоносов в «Риторике» доказывает, что поэт, слагая свои стихи, подбирает слова не только по смыслу, но и по звучанию: «В российском языке, как кажется, частое по­вторение письмена А способствовать может к изображению великолепия, великого пространства, глубины и вышины; учащение письмен Е, И, Ъ, Ю — к изображению нежности, ласкательства, плачевных или малых вещей, через Я пока­зать можно приятность, увеселение, нежность и склон­ность, через О, У, Ы — страшные и сильные вещи: гнев, за­висть, боль и печаль».

Много интересных наблюдений о связи звука и смысла мы находим в статьях К. Бальмонта. Характеризуя каждый звук речи, К. Бальмонт пытается даже наделить его смысловой нагрузкой, закрепить за ним определенные образы. «О — звук восторга,— пишет он,— торжествующее пространство есть О: — Поле, Море, Простор. Все огромное определяется через О, хотя бы и темное: стон, горе, гроб, похороны, сон, полночь. Большое, как долы и горы, остров, озеро, облако. Долгое, как скорбная доля. Огромное, как Солнце, как Море. Грозное, как осыпь, оползень, гром... Запоет, заноет, как колокол... Высокий свод взнесенного собора. Бездонное О».

Правы ли поэты, писатели? Можно ли довериться их фо­нетическому и эстетическому вкусу? Этот вопрос волнует и ученых-лингвистов. Они провели многочисленные экспери­менты с восприятием звуков языка и оценкой их смысловой нагрузки. Некоторые результаты этих поисков вы найдете в книге Л. П. Крысина «Жизнь слова». Книга А. П. Журавлева «Звук и смысл», адресованная учащимся, продолжает волнующий разговор о существовании какой-то силы, связывающей звук и смысл в языке, при этом привлекаются результаты новых исследований в области русской лингвистики. В последние годы даже родилась новая филологическая об­ласть теории содержательности звуковой формы в языке. Эта наука получила название фоносемантика, а автор названной книги — один из основателей нового на­правления.

Фоносемантика – новая область науки о языке, исследующая смысловую функцию фонетических единиц (звуков).

Зву­коподражание - употребление слов, которые своим звучанием напоминают слуховые впечатления от изо­бражаемого явления.

Например, в стихотворении «На что жа­луется калитка» С. Погореловского настойчивое повторе­ние звука [ж] создает впечатление, будто мы слышим рез­кие и неприятные звуки, которые издает старая скрипучая калитка:

Тебе прилежно я служу,

Железом, жалуясь, визжу:

Уж ты, пожалуйста, уважь –

Заржавленную смажь!

Звуковые повторы как художественный прием исполь­зуется и в прозаических произведениях. Большим мастером звукописи был А. Белый, творчество которого обычно ха­рактеризуется специальными терминами — поэтическая проза, ритмическая проза, орнаментальная проза (то есть использующая прием звуковых повторов, со­вмещающая в себе характерные черты прозы и поэзии). Звуковой инструментовке своих произведений он придавал особое  значение. Вот отрывок из его произведения: «Папа едет на лекции: лекции — линии листиков; многолетие прожелтило их; листики сшиты в тетрадку; по линиям листиков — лекций! — летает взгляд папочки; линии лекций — значки: круглорогий прочерченный икс хорошо мне известен; он — с зетиком, с игреком».

Звуковые повторы могут привести и к неблагозвучию речи. К. И. Чуковский советовал молодым поэтам внима­тельнее относиться к звуковой стороне речи. «Ни в одном стишке, сочиненном детьми, я не встречал таких жестких, шершавых звукосочетаний, какие встречаются в некоторых книжных стихах»,— писал Чуковский и приводил приме­ры звуковых  нелепиц:   «Ах,   почаще б с  шоколадом...— щебсш»;   «пупс взбешен — ппсвзбшн».  Поэт  возмущается: «Попробуйте   произнести   это   вслух.   Нужно   ненавидеть ребят, чтобы предлагать им такие языколомные щебсшы». Порой неблагозвучное скопление звуков появляется и в произведениях талантливых писателей. Так, нередко встре­чается в русской поэзии явление, получившее название — гиатус (от лат. «отверстие, дыра»). Этим терми­ном обозначают зияние, неблагозвучное скопление гласных на стыке двух или трех слов: И под гармонию ЕЯ Я строил стих (А. Майков). Через ливонскиИЕ Я проезжал поля (Ф. Тютчев).

Явление гиатуса обыгрывается в стихах-экспериментах. Некоторые из них принадлежат перу Александра Кондратова — ученика В. Хлебникова:

Ваяю

Ваяю я:

Ио – «ау!»

И Ии – «уа»…

А Эа – аи!

Чтобы понять, что стихотворение не лишено смысла, нужно знать, что Ио – античная возлюбленная Завса, Ия – современное женское имя собственное, Эа – царство, которое отождествляется с Колхидой, аи – сорт шампанского.

Еще одна разновидность звуковой игры — тавтограммы  — игровые стихи, в которых все слова начинаются с одной и той же буквы:

Оцепенение

Один остался...

Осень опять обняла

Оцепененьем.

А.Кондратов

Еще одна форма игрового словесного искусства — палиндром — слово, фраза или целое стихотворение, одинако­во читаемые по буквам слева направо и справа налево. В России в XVII—XVIII вв. палиндром называли «рачьими стихами». Вот одно из четверостиший Г. Р. Державина, две первые строчки которого читаются одинаково справа налево и слева направо (с поправкой на произношение и особенности орфографии слова мечом):

Я разуму уму заря,

 Я иду с мечем судия;

С начала та ж я и с конца

И всеми чтуся за Отца.

Есть свидетельства, что составлением «перевертышей» увлекался Н. В. Гоголь, обратимость героев и сюжетов его прозы общеизвестна. Важно и далеко не случайно, что на­звание повести «Нос» первоначально было «Сон», природ­ный анаграмматизм этих слов как нельзя лучше отражает анаграмматический, перевернутый мир повести о приклю­чениях майора Ковалева.

Особый интерес к палиндрому возник в русской поэзии конца XIX — начала XX века, то есть в то время, которое ознаменовалось новаторскими поисками новых форм стиха поэтами разных литературных направлений.